Раритетное интервью с Найдорфом

Мигель Найдорф — один из сильнейших шахматистов мира. Мигель пережил потрясения военных лет и боль утраты после гибели семьи во время немецкой оккупации Польши. Уроженец Варшавской губернии сумел сохранить страсть к игре и веру в лучшее. В интервью Хосе Луису Баррио, журналисту аргентинской газеты El Grafico, маэстро рассказал о своей жизни (оригинальный материал на испанском языке опубликован в 1988 году).

***

Мигель искал своего друга Йосика. Найдорф постучал в дверь дома Фридербаумов. Глава семьи впустил мальчика в жилище и предложил дождаться товарища. Господин Фридербаум, скрипач Варшавской филармонии, был сильно простужен.

Музыкант не знал, как завязать беседу с Мигелем. Мужчина задал мальчику вопрос о шахматах и искренне расстроился, когда Найдорф признался в том, что не знаком с правилами игры. Господин Фридербаум показал собеседнику шахматную доску и фигуры. Скрипач поведал Мигелю о гордом короле, могучем ферзе, хитроумных слонах, причудливо скачущих конях, основательных ладьях и пешках, выполняющих роль приманки для соперника.

Спустя неделю девятилетний Найдорф начал уверенно обыгрывать господина Фридербаума.

Мигель вспоминает: «Вначале мне было тяжело. Моя мама умудрялась сжигать шахматные доски, фигуры и книги. Она была уверена, что я одержим. Ей не нравилось, что шахматы занимают всё моё время. Она настаивала на том, чтобы я стал доктором. Мне этого не удалось, но мои дочери получили медицинское образование…».

Найдорф родился в Варшаве 15 апреля 1910 года. Недавно ему исполнилось семьдесят восемь лет. Удивительно, но рассказанная выше история о господине Фридербауме станет единственным упоминанием шахматных побед Мигеля в данном интервью.

Маэстро вёл кочевой образ жизни и никогда не задерживался на одном месте на длительное время. Первая мировая война почти не повлияла на Найдорфа, который впоследствии успешно окончил школу. В восемнадцать лет Мигель впервые стал победителем международного турнира. В 1935 году молодой шахматист выступал за польскую сборную на Турнире Наций. Чуть позже Найдорф женился и стал отцом. Хорошая жизнь достойного человека. Всё резко изменилось после начала Второй мировой войны.

Мигель говорит, что родился дважды, хотя никогда не умирал.

Вторая жизнь шахматиста началась в Буэнос-Айресе в конце лета 1939 года. Найдорф прибыл в Аргентину в составе польской команды, выступавшей на шахматной Олимпиаде. Спустя неделю — 1 сентября 1939 года — немецкие войска вторглись в Польшу.

— Моя жена осталась в Варшаве, она не смогла поехать в Южную Америку из-за гриппа. Наша трёхлетняя дочь тоже была в Польше. Там были все: мои родители, братья и сёстры, тёти и дяди…

— Что вы решили делать? Как вы себя чувствовали?

— Я ощущал собственную беспомощность, поскольку не мог ничего сделать. Во время войны и в послевоенные годы я использовал шахматы для того, чтобы обрести надежду. Я играл, собирал деньги. Рассчитывал на то, что стану знаменитым и кто-то из моих пропавших родственников свяжется со мной. Я занялся страховым делом, но мне доводилось продавать галстуки и сладости. Торговал всем, что могло принести доход. В 1946 году я смог вернуться в Варшаву. Но не нашёл никого из своей семьи. Все погибли в газовых камерах нацистов, включая мою маленькую дочь.

— Как вы нашли в себе силы продолжать жить?

— Мне помогло желание бороться за жизнь. После Варшавы я приехал в Нью-Йорк. В Бронксе жил мой двоюродный дедушка. Я направился к нему, а в метро увидел читающего польскую газету парня. Мы разговорились. Мой собеседник рассказал о жизни в концлагере и о своём детстве. Удивительно, но этот парень был женат на моей двоюродной сестре. Я детально помню все события того дня. Мы вышли из метро в Гарлеме и пошли в кафе. Два поляка оказались единственными светлокожими посетителями заведения. Мы смотрели друг на друга и плакали.

— Вам доводилось вновь бывать в Варшаве?

— Да, я посещал родину несколько раз.

— Что изменилось в Польше? Какие чувства вы испытываете, приезжая туда?

— Там изменилось абсолютно всё. Но сам я ощущаю себя аргентинцем.

Найдорф устремляет свой проницательный взгляд на меня. Я вижу, что Мигель никогда не смирится с тем, что произошло во время войны. Честность мастера завораживает меня. На его столе в домашнем кабинете лежат документы. Рядом с ними стоят две чашки кофе и чашка чая, телефонный аппарат и пепельница. На стене висит магнитная шахматная доска. Слева от неё я заметил портреты Капабланки и Алехина.

— Продолжаем интервью? Спрашивайте обо всём, что хотите знать. Могу вам помочь — ведь я и сам журналист! Читаете мою колонку в журнале Clarin?

— Да, читаю. Я хочу спросить — почему у вас за спиной висит портрет Капабланки?

— Он был великим шахматистом, как и Бобби Фишер. Капабланка был вундеркиндом. В шесть лет он стал чемпионом Кубы, в тринадцать — победителем взрослого первенства Соединённых Штатов. Этот человек был безусловным гением.

— В чемпионате США юный Капабланка играл против взрослых шахматистов?

— Да, ведь он был гением! Капабланка обладал невероятным даром. Он родился в 1888 году — сто лет назад. Недавно я получил приглашение на мемориальный турнир в его честь. Мне удалось победить в первом розыгрыше этих соревнований в 1962 году.

— Вы были близко знакомы с Капабланкой?

— Да, и я остаюсь единственным действующим игроком, который сражался с ним за шахматной доской. Капабланка был незаурядным человеком. Он не только умел играть в шахматы, но и жить.

— Но все говорят…

— Да, я знаю о чём все говорят: богемный образ жизни и вредные привычки погубили Капабланку. Это правда. Во время матча с Алехиным в 1927 году он до раннего утра играл в покер в местном клубе и в огромных количествах ел пучеро — аргентинское мясное рагу с овощами — в ресторане «Эль-Тропезон».

— А что вы скажете про Алехина?

— Великий шахматист с потрясающей памятью. Он часто выпивал во время матча с Капабланкой, регулярно посещал бар Chantecler на улице Парана и никогда не покидал его добровольно. В годы войны он сотрудничал с нацистами. Он умер во время турнира в Мар-дель-Плата. Шахматисты почтили его память минутой молчания. Я оказался единственным, кто не встал. Мне было сложно это сделать.

— Кажется, все успешные шахматисты любят выпить и провести время в компании женщин…

— Это своеобразная разрядка, которая необходима интеллектуалам.

— Но, разумеется, не вам?

— Мне? Конечно, нет. Не в наши дни.

Я не успеваю задать следующий вопрос — Мигель перебивает меня. Он спрашивает, сколько мне лет. «Тебе сорок два? Ты ещё ребёнок, как и моя дочь!», — заключает маэстро. Найдорф впервые с начала интервью смеётся. За время беседы он отложил два телефонных звонка. Мастер интересуется, умею ли я играть в шахматы. Отрицательный ответ разочаровывает его.

— Способен ли такой человек, как Капабланка, стать чемпионом мира в наши дни?

— Нет. В мире много шахматистов высокого уровня, но победа достаётся самому сосредоточенному и дисциплинированному. Не будем забывать и о спортивной форме. Теперь профессиональным шахматистам требуются ежедневные упорные тренировки. Мы не можем сравнивать двух выдающихся учёных — Аристотеля и Эйнштейна. Разные эпохи, разные инструменты, разные подходы к научным знаниям. Аналогичным образом в XX веке эволюционировали шахматы. Без тренировок и профессиональной подготовки теперь не преуспеть.

— Тем, кто предпочитает развлекаться, не победить?

— Нет, но они весело проведут время. Но для шахмат это будет плохо, для шахматистов — хорошо.

Ментальные страдания, вызванные вторжением нацистов в Польшу, не смогли сломить Мигеля. Найдорф продал свой билет в Варшаву за триста долларов и использовал полученные средства для того, чтобы начать новую жизнь. Шахматист проводил выставочные партии в Театре Политеама и выступал на южноамериканских турнирах. Позднее Капабланка пригласил Мигеля в Гавану. Во время проживания на Кубе польский мастер должен был вести шахматную колонку в газете La Marina.

Найдорф не поехал в Гавану. Он принял предложение Роберто Грау и остался в Аргентине. В Буэнос-Айресе Мигель познакомился с другими выходцами из Польши. Один из новых знакомых шахматиста охарактеризовал свою аргентинскую жизнь понятием puchereando (воздушная). Найдорф не сразу понял смысл этого выражения, но впоследствии убедился — быт в Аргентине действительно лёгок и воздушен.

— Вы говорите на лунфардо [социолект испанского языка, сформировавшийся благодаря итальянским мигрантам — прим. пер.]?

— Да, я обожаю эту смесь испанского и итальянского языков. Использую лунфардо в кафе во время шахматных партий.

— Где вы проводите свои шахматные партии во время пребывания в Росарио?

— Обычно я играю в кафе районов Лаваль или Майпу. Иногда добираюсь до ресторана Club Argentino. Каждый день играю несколько партий.

Мигель знает восемь языков. Я задаю ему вопрос о том, легко ли быть полиглотом. Найдорф поправляет меня и говорит о том, что умеет изъясняться на восьми языках. Не каждым наречием шахматист владеет в совершенстве.

Гроссмейстер — действующий рекордсмен мира по игре вслепую (1947). В противостоянии с сорока пятью соперниками он выиграл тридцать девять партий, добился четырёх ничьих и уступил всего дважды. Мигель говорит, что решился на этот рекорд ради всемирной известности. Найдорф верил, что кто-нибудь из его родственников мог выжить.

— Почему вы продолжаете участвовать в соревнованиях?

— Всё просто: я могу соревноваться и мне нравится это делать. Мои дочери говорят, что шахматы полезны для здоровья, но уговаривают меня бросить соревнования. В моём возрасте поражения воспринимаются особенно болезненно. Аналогичный совет — прекратить турнирные выступления — я получил от психоневролога. Но после очередного успешного турнира он позвонил мне и попросил о встрече. В Швейцарии со мной случалось подобное: врач был готов заплатить мне за изучение моего поведения и состояния здоровья. Я ни разу в жизни не испытывал головной боли. Это и привлекло их.

— Сколько времени вы отводите себе на сон?

— Я просыпаюсь в шесть утра. Сохраняю ментальную молодость благодаря страсти и подлинной любви к шахматам. Мой день прост: просыпаюсь, читаю прессу, принимаю ванну. Перед расслаблением в горячей воде я анализирую одну из опубликованных в журналах партий. Всё это я делаю в уме — без шахматной доски.

— Как это возможно?

— Я могу отдыхать в любых условиях. Появились пятнадцать свободных минут — можно поспать. На днях в моём доме побывал плотник. Работы были шумными, но я продолжал спать. Меня сложно разбудить посторонними звуками.

Мигель мог бы стать фокусником. Он помнит всё: имена людей, номера телефонов, почтовые адреса, события прошлого. В сравнении с сеансом одновременной игры вслепую на сорока пяти досках перечисленные достижения выглядят не столь впечатляюще.

— Расскажите о Савелии Тартаковере.

— Не уверен, что могу назвать его наставником, но он значительно повлиял на мой игровой стиль. Тартаковер показал мне, что важнее общий замысел комбинации, а не конкретные ходы. Он был уверен, что лишь дураки думают иначе. Знаете, кем он был?

— Нет…

— Во время войны он помогал генералу де Голлю, работая под прикрытием. Савелий назвался полковником Картье. Тартаковер был деятельным участником французского Сопротивления. После войны де Голль просил его остаться в штабе, но Савелий считал, что в мирное время сто́ит заниматься шахматами.

Найдорф хорошо знает многие уголки земного шара. «Я с радостью расширял границы собственного мира…», — говорит он. Мигель много путешествовал, встречался с Уинстоном Черчиллем, Никитой Хрущёвым, маршалом Тито и шахом Ирана.

— Однажды я получил приглашение на Кубу от Че Гевары. В Гаване мне довелось дать сеанс одновременной игры на десяти досках. На первой мне противостоял Фидель Кастро, на второй — его брат Рауль, на четвёртой — Камило Сьенфуэгос, на пятой — Освальдо Дортикос, на шестой — Че…

— Чем закончился ваш сеанс?

— Я предложил Че ничью, но он её не принял. Он не видел возможности для компромисса: только победа или поражение. Мне удалось обыграть Эрнесто. А вот партию с Фиделем я всё же свёл к ничьей.

— Политика не мешала вашим отношениям с Че?

— Нет. Я гостил у него в доме — мы вообще не говорили о политике. Через меня он передал несколько фотографий дочери своим родителям. В то время мама и папа Эрнесто жили в Буэнос-Айресе неподалёку от меня.

— Вас никогда не просили публично поддержать политиков?

— Лишь раз в жизни. Это произошло в Иране за несколько месяцев до Исламской революции (1979) и падения монархии. Я приехал с курсом лекций и намеревался дать несколько сеансов одновременной игры. Однажды режиссёр местной новостной программы попросил меня положительно охарактеризовать просветительскую деятельность шаха. Я отказался, поскольку ничего не знал о жизни простых иранцев.

Мигель обожает музыку: Чайковского, Бетховена, Моцарта. Найдорф может слушать народные произведения или аргентинских исполнителей. Классическая музыка успокаивает шахматиста, помогает сохранить концентрацию. Гроссмейстер высоко ценит кинематограф и часто посещает кинотеатры вместе со своей третьей женой Ритой.

— Музыка очень важная и тесно связана с логическими играми. Великие музыканты хорошо играли в шахматы. Кинематограф… Вы смотрели фильм «Власть луны» с Шер? Рекомендую, эта лента привела меня в восторг.

Мигель неправильно произнёс имя американской певицы. Вместо «Шер» у него получилось «Шей». Иногда в испанском языке Найдорфа встречаются характерные для мигрантов неточности. Аргентинское гражданство шахматист получил в 1942 году — через тридцать шесть месяцев после своего «второго рождения». Но Мигель не забывает о своей исторической родине и страданиях еврейского народа. Вспоминая швейцарского психоневролога, Мигель мрачно шутит: «Он видел во мне подопытного кролика. Подобно другим немецкоязычным учёным, ставившим опыты над людьми сорок лет назад…».

— Читаете ли вы книги, дон Мигель?

— Да, читаю. И по-прежнему делаю это без очков. Но иногда я устаю от мелкого шрифта. А ты женат? Сходи с женой на «Власть луны»!

Последние несколько лет Найдорф живёт в Росарио и трудится в страховой компании Sol de Canada. Мигель любит играть в футбол и теннис. В юные годы шахматист был страстным поклонником настольного тенниса.

— Я люблю спорт, он остаётся важной частью моей жизни. Поэтому любую газету я читаю с конца. Спортивные разделы обычно публикуются на последних полосах. Недавно я ездил в Италию и узнал, что Сиоли [восьмикратный чемпион мира по гонкам на катерах, вице-президент Аргентины в 2003–2007 годах — прим. пер.] участвует в гонках на Сардинии. Я купил билет на самолёт и прилетел к нему.

— Какую футбольную команду вы поддерживаете?

— В конце 1940-х годов я уже жил в Росарио и начал поддерживать местных парней — «Ньюэллс Олд Бойз». Проблема в том, что все мои внуки болеют за «Боку» или «Ривер» [«Бока Хуниорс» и «Ривер Плейт», самые известные и титулованные футбольные клубы Аргентины — прим. пер.].

— Такое часто происходит в аргентинских семьях.

— Да, ты прав. Дети часто не разделяют клубные пристрастия взрослых. Я стал фанатом «Ньюэллс» и был хорошо знаком с одним из игроков команды. Как его звали? Думаю, он уже умер.

— Рене Понтони [нападающий, выступал за «Ньюэллс Олд Бойз» в 1941–1945 годах — прим. пер.]?

— Да, он самый. Как ты вспомнил его?

Я и сам задался этим вопросом. Как я смог вспомнить футболиста, выступавшего сорок лет назад, раньше Мигеля с его выдающейся памятью? Невероятно!

— Шахматы — интеллектуальный спорт. Нам, шахматистам, нужна физическая активность. Каспаров играет в футбол, Оскар Панно — в теннис.

— Кого из аргентинских спортсменов вы уважаете?

— Как-то раз я приехал в Китай. Вместе с женой мы оказались в маленьком городе неподалёку от Пекина. Поздно ночью мы возвращались в отель и очень спешили. На одной из улиц патрульные попросили у нас паспорта. Я не говорил по-китайски, но по-английски сказал, что приехал из Аргентины. Полицейские не поняли меня. Тут меня осенило: «Марадона!». Китайцы знали, кто такой Диего. Полицейские начали улыбаться, пожали мне руку и отпустили. Другой случай — знакомство с врачом из Сибири. Он сказал, что знает только трёх человек из Аргентины: меня, Хуана Мануэля Фанхио и Лолиту Торрес [Фанхио — пятикратный чемпион мира по автогонкам в классе «Формула 1», Торрес — актриса и певица. Прим. пер.].

— Итак, Марадона и Фанхио?

— Да, они подлинные послы страны. Упомяну теннисиста Гильермо Виласа и своего друга гольфиста Роберто ди Виченцо. Я сожалею о том, что случилось с боксёром Карлосом Монсоном [в 1988 году Монсон обвинён в убийстве жены, осуждён в 1989 году — прим. пер.]. Он умный парень, но допустил ужасную ошибку.

— Почему вы считаете Монсона умным человеком?

— Он выигрывал свои титулы не кулаками. Каждый его бой — это интеллектуальный поединок. Он хороший стратег и тактик.

У Мигеля два носовых платка — по одному в каждом кармане. Он раскладывает их на диване и раскуривает предложенную мной сигарету. Частицы пепла падают на платки. «Сигареты — пустая трата времени. Когда моя дочь начала курить, я сказал ей, что табак похож на испанскую партию. Первое время увлекает, но потом не вызывает ничего, кроме раздражения…», — вспоминает Найдорф.

— Мы, шахматисты, тщеславны. Всегда стремимся к совершенству.

— Но оно недостижимо!

— Да. Всегда побеждает тот, кто играет лучше соперника. В жизни всё точно также. Шахматная доска — отражение реального мира. Все мы играем теми фигурами, которые нам достались волей случая.

— Каким шахматистом вы считаете себя?

— Я агрессивный, любящий бороться игрок. Каспаров — мастер атаки, Петросян — гуру оборонительных действий. Карпов хорош во всех компонентах игры, но не является лучшем ни в одном из них.

— Что такое «победа» в понимании Мигеля Найдорфа?

— Это красивое действо на сцене. Я ощущаю себя актёром и наслаждаюсь аплодисментами.

— А как вы воспринимаете поражения?

— Через боль, но я умею проигрывать. Я не расстраиваюсь, как проваливший экзамен студент.

— Но временами случаются чувствительные поражения…

— …да, все в какой-то момент проигрывают. Мне довелось сыграть со всеми современниками, становившимися чемпионами мира (начиная с Ласкера). Я обыгрывал обладателей шахматной короны, проигрывал им, добивался ничьих. Поражение — неприятное событие, но на следующий день я забываю о нём и готовлюсь к другим партиям.

— Сейчас всё по-прежнему?

— Конечно! Я только что занял четвёртое место на турнире в Буэнос-Айресе. Я стал лучшим среди аргентинских шахматистов, участвовавших в соревнованиях. Неплохо, согласись? К восьмидесяти пяти годам я по-прежнему намерен входит в пятёрку сильнейших игроков страны. Как ты думаешь, у меня получится?

— Вероятно, но вы так и не ответили на вопрос о самых тяжёлых поражениях за шахматной доской.

— Самые болезненные проигрыши происходили, когда я выступал за сборную Аргентины. Я патриот, хотя и родился в Европе. Наша страна — одна из лучших в мире, но у аргентинцев нет врождённой воинственности. Временами это не слишком мешало шахматной сборной. Некоторые аргентинские гроссмейстеры — Барберо, Кампора — выбрали спокойную жизнь в Европе. Обратный пример — Гарсия Палермо. Он борется за признание и выступает в непростых условиях южноамериканских турниров. Я уверен, что человек, неспособный пожертвовать комфортом, не может стать успешным шахматистом.

— Почему вы называете аргентинских спортсменов миролюбивыми?

— Жители Южной Америки не испытали ужаса двух мировых войн. Эта ноша досталась европейцам. Я хорошо усвоил эти уроки истории. Человек создан из слёз, а не улыбок. Европейцы очень много плакали в XX веке.

Через несколько лет после получения аргентинского гражданства Мигель женился на Адели Хусид. Найдорф уверен, что удача — важная часть человеческой жизни. Он сделал предложение Адели через восемь дней после знакомства. Удача как она есть. После смерти первой жены Мигель встретил Риту, с которой вновь обрёл счастье. Дочери гроссмейстера — Мирта и Лилиана — живут в мирное время. Им незнакомы ужасы войны, которые привели к гибели многочисленных польских родственников.

— Как поживает ваша семья?

— У меня пять внуков: Факундо, Эзекиэль, Янина, Алан и Гастон. Я единственный европеец в семье. Но всё же я стопроцентный аргентинец.

— Что вы помните о своём детстве?

— Очень многое из того, что предпочёл бы забыть. Память подводит меня только в одном случае — если я кому-то должен денег.

Мигель смеётся. Он не подаёт виду, что мой вопрос пробудил в нём неприятные воспоминания. Жизнь Найдорфа — это сегодняшний день и то, что случится завтра. Он старательно избегает ностальгии по прошлому и страшных воспоминаний своей молодости.

— Я рассказывал тебе о президенте Пероне [возглавлял Аргентину в 1946–1955 и 1973–1974 годах — прим. пер.]?

— Нет.

— Тогда слушай. Однажды аргентинская сборная играла матч против Советского Союза в Театре Сервантеса. Я выступал на первой доске, моим соперником стал Давид Бронштейн. Отыграли национальные гимны. К первой доске подошёл президент Перон и сделал символический ход моей королевской пешкой. Пешка на e4 привела бы к разменам в начале партии. Бронштейн любил обмениваться материалом с соперниками в дебютах. В чём главный секрет шахмат? Не потакать своему оппоненту. Поэтому я вернул свой ход и поставил пешку на e3. Бронштейн был недоволен, он обратился ко мне по-русски: «Ты посмел отменить ход, сделанный главой государства?». Я ответил: «Аргентина — страна прямой демократии!». Спустя много лет я встретил Перона в Малаге и рассказал ему эту историю. Она его искренне повеселила.

Впервые за время интервью Мигель смотрит на часы. Прошло два часа.

— Нам надо ехать в офис, Хосе. Мне нужно зарабатывать на жизнь!

И мы поехали. Я вспомнил случай, который произошёл с Мигелем в 1942 году. Найдорф проводил сеанс одновременной игры в Баия-Бланке. В городском шахматном клубе собралась огромная толпа. Мигель провёл 222 игры в течение 21 часа. Один из его оппонентов, работавший врачом, получил срочный вызов и покинул турнирный зал. Помощники Найдорфа решили, что партия окончена и убрали со стола доску с фигурами. Врач вернулся спустя час, будучи уверенным в том, что поединок продолжится. Он рассказал о случившемся Найдору. Мигель мгновенно решил проблему, расставив фигуры на доске в соответствии с последней позицией партии. Удивительно, но он помнил всё, что происходило в 222 поединках!

— Сейчас деньги нужны мне всё меньше и меньше. Но я собираюсь работать до конца своих дней.

— Я хотел узнать ваше мнение о Бобби Фишере…

— Фишер так же силён, как Капабланка. Игровой стиль Бобби нравился людям. Русские шахматисты добирались до мировой короны благодаря системе всесторонней подготовки. Каждый талантливый игрок из Советского Союза получал государственную поддержку. Фишер был гением, который добился всего исключительно собственным трудом. Но я предпочту Капабланку. Хосе Рауль представлял Кубу — страну без сильных шахматных традиций. Фишер смог спровоцировать шахматный бум в США, стал борцом за увеличение призовых выплат на крупнейших международных турнирах. Благодаря Бобби шахматисты могут зарабатывать приличные деньги, сравнимые с гонорарами теннисистов или автогонщиков.

— Говорят, что раньше вы увлекались ставками.

— Иногда я заключал пари. Однажды я выиграл 500 гульденов у Сало Флора. Во время турнира в Гронингене он ставил на Ботвинника, действующего чемпиона мира. Я ставил на Найдорфа. Мне предстояла партия против Ботвинника. Среди зрителей была замужняя дама. Она сводила меня с ума и мешала сосредоточиться на партии. В какой-то момент я сказал ей об этом. Дама отвесила мне пощёчину и удалилась. Больше я её не видел.

Мы вновь вернулись к обсуждению роли алкоголя и женщин в жизни шахматистов. Мигель поделился своим мнением о величии Аргентины. Шахматист признался, что спонсировал некоторые турниры для молодых игроков. Он надеется, что в стране появится сильное поколение шахматистов. Найдорф настаивает на то, что шахматы — симбиоз науки и искусства. Чемпионами становятся те, кто искренне предан игре. Стать обладателем мировой шахматной короны может только холостой игрок. Эта теория объясняет причину, по которой Мигель так и не стал обладателем чемпионского титула.

Пора прощаться.

— Хосе, прошу тебя — не пиши о том, чего я не говорил. Борис Спасский живёт в Париже, а его семья — в Советском Союзе. Однажды статья о нём вышла в американском журнале. Автор написал много негативных вещей о жизни в СССР, о которых Спасский даже не упоминал. В результате Советы не позволили Борису встретиться с семьёй. Он не видел родственников пятнадцать лет!

Мы прощаемся и расходимся. Мигель останавливает меня и говорит, что хочет поделиться чем-то важным.

— Я хочу поделиться с тобой величайшей шахматной историей. В маленьком польском городе жил раввин, который любил логические игры. Во время войны все жители его деревни были убиты. Раввина спас один верующий еврей. Он перевёз мужчину и троих его сыновей в Соединённые Штаты. Вскоре один из мальчиков примкнул к цыганам и уехал в Венгрию. Позднее он стал священником. Юноша учился в семинарии, успешно двигался по карьерной лестнице и стал епископом. Спустя несколько десятилетий в Нью-Йорке проходил религиозный конгресс. Во время перерыва молодой епископ играл в шахматы со старым раввином. В конце партии ребе спросил у своего соперника: «Кто научил тебя так хорошо играть в шахматы?» Они внимательно посмотрели друг на друга — раввин и католический священник. Оказалось, что это разлучённые отец и сын.

Мигель завершил рассказ. Интервью окончено.

— Прощай, Хосе! Мне пора зарабатывать на жизнь!